— Самому важному? Вы, случаем, не разыгрываете меня каким-то странным способом?
— Ни в малейшей степени. И когда мы встретимся и поговорим, вы, надеюсь, со мной согласитесь. Да что надеюсь — уверен. Так вы согласны?
— Ну, раз вы так уверены, да, конечно, — сказала Ирина Сергеевна, потому что не видела смысла в отказе и знала, что, положи она сейчас трубку, будет потом бесконечно терзать себя, зачем она это сделала. Она вдруг почему-то вспомнила, как несколько лет назад зачем-то впустила в квартиру трех цыганок. Не успела она опомниться, как под стремительное и напористое бормотанье «будет тебе в жизни много перемен и счастья» она отдала им весь остаток зарплаты. И ведь понимала краешком мозга, что ее элементарно обворовывают, но ничего сделать с собой не могла. С тех пор она поклялась себе никогда не оказываться подопытным кроликом, тем более для того, чтобы быть ощипанным. Впрочем, ассоциация была глупой, звонила ей явно не цыганка…
— Ну и отлично. Если вы не возражаете, ровно через полчаса за вами заедут мои помощники. Вам позвонят в дверь, и мужской голос скажет: здравствуйте, это Гавриков. Смело открывайте — а то в Москве всякое бывает — и идите с ним. Договорились?
— А почему я должна верить, что этот ваш Гавриков тут же не выпотрошит всю квартиру?
— Ну, Ирина Сергеевна, я от вас этого не ожидал. Для чего же я тогда рассказывал вам о забытой в ванной тапке и сквозняке в коридоре? Для того, чтобы украсть старенький телевизор, остатки вашей более чем скромной зарплаты, для аплодисментов или чтобы доказать вам, что вы имеете дело с чем-то необычным? Согласны, что это несколько выпадает из ряда обычных квартирных краж? Тем более — не обижайтесь — могу лишь повторить, что у вас и красть-то особенно нечего.
— Гм…
— Вот и отлично. А я пока закажу завтрак. Если не ошибаюсь, вы бы не отказались от хорошего бутерброда с черной икрой. Причем обязательно иранской…
— А почему иранской? — почему-то спросила Ирина Сергеевна и отметила, что уже несколько минут существует в каком-то ином и совершенно непривычном измерении, где она ведет себя как заправская дура. Она и российскую икру ела, наверное, последний раз лет пять назад, а тут еще какая-то иранская.
— Видите ли, иранцы еще не научились смешивать с икрой всякую дрянь, да к тому же у них браконьеров поменьше, чем в России. Но не будем зацикливаться на икре. Вы, насколько я знаю, любите итальянскую кухню. Здесь в кафе готовят отличную моцареллу. Вы, разумеется, знаете, что это особый сыр с помидорами, ну, и конечно же, карпаччо с дыней. Кстати, разрешите мне немножко повыпендриваться. У них тут бывает мацарелла простая и буфалло…
— Буфалло? А это еще что такое?
— Ну, наконец-то я говорю не с доктором наук, а просто с любопытным человеком. У буфалло — это буйволы — молоко, из которого делают сыр моцарелла, пожирнее и вкуснее.
Ирина Сергеевна вдруг рассмеялась:
— Сдаюсь. После иранской икры и моцареллы из молока буфалло я готова на все. Последняя линия моей обороны прорвана.
— Спасибо, Ирина Сергеевна. Да вам и не нужно сопротивляться. Я благодарен вам за то, что вы сохраняете здравый смысл и даже иронию в таких необычных для вас обстоятельствах. Но не торопитесь со словами «готова на все», потому что говорить мы будем о вещах несколько более важных, чем икра или ветчина карпаччо. Неизмеримо более важных, от которых может зависеть ваша жизнь, жизнь множества других людей и даже, надеюсь, в какой-то мере и история. Итак, я посылаю за вами машину. Помните фамилию человека, который зайдет за вами? Гавриков. Жду вас, милый друг.
Что ни говори, а для человека, привыкшего думать рационально, да еще ученого-естествоиспытателя, весь этот разговор с человеком, который на расстоянии точно знал, что у нее слетела с ноги тапка, да еще приглашал ее на завтрак, состоящий из иранской икры, попутно решая вопросы истории, был прямым вызовом всей ее натуре, привыкшей верить фактам и только фактам, которые если и трудно объяснимы сегодня, то уж, во всяком случае, поддаются изучению. Не сегодня, так завтра. А сейчас с одной стороны были факты — более точного факта, чем потерянная тапка, трудно было себе представить. С другой — эти факты просто не могли существовать в реальности. Посему следовало признать: или она рехнулась, и весь этот нелепый разговор чистая химера, порожденная ее отчего-то заболевшим мозгом, или… Но вот как раз «или» не было. Значит, следовало с печалью признать, что у нее уже начались галлюцинации. Рановато, конечно. Не случайно, наверное, вспомнила она только что «словно листвие падают дни человечьи». Похоже, у нее уже последние опадают, что бы там странный голос в трубке ни говорил. Конечно, Альцгеймер обычно выбирает свои жертвы в более пожилом возрасте, но кто знает… Ей вдруг стало страшно. Странно, что несколько минут тому назад она даже рассмеялась. Чему смеяться, дура? Рыдать надо, пока она еще понимает, что сходит с ума. Скоро и того не будет…
Одно было абсолютно ясно: никто ей не звонил, на завтрак ее не приглашал, никакой иранской икры в природе не существует, не говоря уже о моцарелле из молока таинственных буфалло. Потому что видеть на расстоянии и читать чужие мысли, да еще по телефону, могут только в копеечных журналах, в которых рассказывается о телепатии, пришельцах и мировой мудрости, спрятанной в тибетских пещерах. Вот так, дорогая Ирина Сергеевна. Вопрос в другом. Случайный ли это сбой в компьютере, который называется ее головой, и который следует постараться забыть, или следует признать, что пришел конец… Словно листвие падают дни человечьи. Вот и ее черед настал…