Брат мой, ящер - Страница 46

— Я, пожалуй, тоже. Будьте любезны, — повернулась она к официантке, — мне чашечку капучино.

— А мне кофе с молоком. — Протоиерей внимательно посмотрел на Ирину Сергеевну и улыбнулся. — А я представлял вас совсем другой…

— Какой же? И потом, как мне к вам обращаться? Отец, батюшка?

— Можно просто Юрий Михайлович. Как к мэру Москвы. А представлял я вас властной и недоступной дамой, а вы… Я чувствую, что вы человек скорее добрый и мягкий.

— Спасибо, но я в этом вовсе не уверена. Скажите, а как вы узнали о моем существовании? Я исцелила кого-то из ваших знакомых?

— Вначале я прочел письмо в Патриархат от сотрудницы вашего института Стрельцовой.

— Представляю, что она там написала. Что я шарлатанка, проходимка, что никого я не вылечиваю и так далее. Похоже?

— Довольно близко. А как вы думаете, чем вызвана такая, мягко выражаясь, неприязнь?

— Тем, что мой дар исцеления, который я даже не знаю, чем заслужила, действует лишь на тех, кто строго следует десяти библейским заповедям. Стрельцова всегда хвасталась, что она одна из немногих истинно верующих, что она входит в двадцатку активистов своего прихода. Я не отказываю в своей помощи никому, потому что не считаю себя вправе распоряжаться даром целительства. Он ведь не мой, не моя собственность. Я попыталась помочь ей, но у нас ничего не получилось. Вернее, вначале она испытала мгновенное облегчение, но очень скоро эффект исчез.

— Почему?

— Как я вам сказала, исцеление проявляется только в тех случаях, когда оно касается людей, следующих десяти заповедям. Я всегда считала Стрельцову человеком злым и завистливым, поэтому особенно и не удивилась такому повороту событий. Даже больше, я ожидала, что не смогу помочь ей.

— Понимаю. Скажите, Ирина Сергеевна, могу я задать вам вопрос о вашей вере? Разумеется, если вопрос вам неприятен или вы просто не захотите отвечать на него, я ни в малейшей степени не буду в обиде.

— Нет, нет, дело не в этом… В последнее время я много размышляла об этом. Боюсь, наши представления об основах веры будут очень разными.

— В чем именно?

— Ну, для начала я скажу вам, что не верю в то, что господь создал человека. Наоборот, человек создал себе божество. Не мы его дети, а он наш сын. Не он несет ответственность за нас, а мы ответственны за его существование.

— Признаюсь, Ирина Сергеевна, я еще никогда не слышал, ничего подобного…

— Вы хотите сказать «богохульства»?

— Нет, почему же… Вы же не хулите Господа. Может быть, даже наоборот. Если он наш… сын, то мы должны испытывать к нему хотя бы родительскую любовь. Но так уж устроены люди, так уж обременены они выпавшим на их долю самосознанием, что им больше нужен не сын, сам нуждающийся в их заботе и любви, а отец, мудрый и всемогущий отец, которого, как и всякого хорошего отца, дети и любят, и боятся, и чье одобрение стараются заслужить. Дело ведь не в том, где именно пребывает Всевышний и какая у него борода. Это только наши наивные дурачки-коммунисты после полета Гагарина пыжились от своего нелепого атеизма и кричали, что никакого Бога Юрий Гагарин в космосе не увидел. Он и не мог Его увидеть. Ведь Он не восседает в кресле где-нибудь на облаке. Он в гораздо более недоступном месте — в сердце каждого верующего.

Поэтому наша церковь никогда не согласится со всякими политеистами, пантеистами и прочими заблудшими овцами, которые видят бога в каждой травинке. Мы верим в Отца и Его Сына Иисуса Христа, ибо без них наше существование теряет всякий смысл. Без них мы просто двуногие животные, ставшие в силу каких-то обстоятельств более могущественными, чем другие, а стало быть, и более кровожадными и жестокими.

— Вам не кажется, Юрий Михайлович, что наш разговор становится уж очень специально богословским? Ведь в христианстве вы верите в триединого Бога — Отца, Сына и Святого Духа. Иудеи потому и не могут воспринять христианство, что для них Бог один и един. А Иисус Христос был не более чем одним из множества проповедников-пророков.

— Хорошо, давайте пока оставим теологию. С формальной точки зрения вы никак не можете считаться христианкой, ибо наши взгляды на Господа уж очень диаметрально противоположны. С другой, ваше целительство основано на десяти библейских заповедях…

— Да, я считаю их основой даже больше, чем иудаизма и христианства, основой всей нашей цивилизации.

— Может быть, мы смогли бы найти какие-то точки соприкосновения — те же заповеди — и работать вместе. Как вы считаете?

— Хорошо, отбросим чисто богословские вопросы. Старшая лаборантка Стрельцова, которую мы уже упоминали, человек, как вы говорите, воцерковленный. Она молится, она регулярно ходит в церковь, она принимает участие в жизни своего прихода, она строго соблюдает все церковные праздники и посты. И при этом она человек злой, завистливый, нетерпимый, лживый. Считаете ли вы ее настоящей христианкой?

— Да, она далека от идеала, разумеется, но она христианка. Если бы все христиане были совершенны, мир был бы другим. И не нужно было ждать прихода Мессии, чтобы агнцы возлегли рядом с волчицами. Мы не отвергаем никого, мы уверены, что само стремление к Богу уже смягчает и спасает души людские.

— А для меня она бесконечно далека от Бога. Если на весы на одну чашку положить молитвы и посты, а на другую злобу и нетерпимость, то для меня нарушения заповедей перевешивает все остальное. Мне неловко вам это говорить, вы наверняка знаете и Ветхий и Новый Завет неизмеримо лучше и глубже меня, но как раз в иудаизме главное не форма, а суть веры. То есть правильное поведение, другими словами, соблюдение тех же заповедей, важнее всех молитв и постов. Не случайно еврейские мудрецы считают, что суть Торы может быть выражена в нескольких словах: никогда не делай другому того, что неприятно тебе.